Реально зафиксированная история записанная в одном из сел под Уманью, где воевал славный сподвижник гетмана Богдана Хмельницкого Максим Кривонос.
Казацкая могила
По селу уже довольно давно ходила легенда о том, что в казацкой могиле, что на окраине села, спрятаны несметные сокровища. Местное население верило этому, но тревожить покой давно ушедших людей никто не решался. Это место почиталось, ведь верили, что оно обладало некоей магической силой. Ходило множество рассказов о явлениях казаков и даже самого великого атамана. По сему могила всегда была ухожена, и каждый житель села оберегал ее.
Но времена изменились. После Великого Октября история Украины стала трактоваться уже совсем по-другому, памятники казацких походов постепенно забывались, могилы приходили в запустение. Так было и в этом случае. Уже после войны ни один житель села не помнил о последнем пристанище казаков. И лишь в конце 80-х, в эпоху возрождения украинской историографии, вспомнили и о могиле, и о легенде. К сожалению, интерес этот был чисто материальным, абсолютно не мотивированным ни с точки зрения археологии, ни с точки зрения истории. Молодое поколение думало, как бы обогатиться и не более того, но мистический страх одолевал алчность.
И вот, наконец, нашелся смельчак. Это был приезжий из России студент-археолог, который владел приемами ведения раскопок. Поздно ночью, произведя предварительную разведку и взяв с собой помощника, он отправился на поиски несметных сокровищ. Ночь была теплая и звездная, работа спорилась — земля черноземная и копать в этих местах довольно легко. Дело близилось к полуночи, вырытая глубокая яма и отсутствие интересных находок все больше разочаровывали «старателей». Как вдруг лопата, упершись во что-то твердое, громко зазвенела. В тот же миг студенты увидели перед собой черную тень, подняв голову, они просто оторопели: в нескольких шагах от разрытой могилы, едва сдерживая за поводья разгорячённого нетерпеливого буланого коня, гордо и уверенно держась в седле, на них смотрел строго НЕКТО : Тишина : Неловкий шаг в сторону : Треск ветки под копытом лошади : Испуг! Тишина:
Силуэт казака : Он наклоняется к краю могилы, укоризненно кивает головой. Всего несколько слов холодным тоном то ли слышатся «кладоискателям», то ли кажется, что слышатся: «Чужого не займай!» Взмах нагайки в руке у НЕКТО, топот лошадиных копыт, облако серой пыли.
Тишина: Ночь: Тонкий лучик бледного месячного света : Темноту разрывает тихий надтреснувший голос сверчка:
Не помня себя от страха они побежали домой.
Как рассказывают старожилы, в этом месте действительно закопаны сокровища, но над ними поставлен вечный стражник, который никому не отдаст того, что принадлежит лишь земле.
Будущее всегда темно. Никогда человеку не дано открыть то, что скрыто за туманными далями времен. Однако люди всегда пытались приоткрыть занавес тайны. На Украине к астрологам, вещунам и колдунам отношение было неоднозначным — с одной стороны любопытство, а с другой — пугает связь с нечистой силой.
Предсказание
В 100 км. От Чернигова находится небольшой районный центр Корюковка. Вблизи этого городка вереницей разбросаны десятки сел и поселков. Именно в одной из таких маленьких деревень в позапрошлом веке происходили события, о которых пойдет речь ниже.
Жизнь украинской деревни протекает по четко спланированному сценарию. Весной — посевная, летом и осенью — уборочная, зимой — долгие вечера за рукоделием, домашними заботами и разговорами.
Был холодный январский вечер. Петр занимался своим обычным делом — ремонтом сельхоз. снаряжения, ведь как ни откладывай, а весна близится и нужно подойти к ней во всеоружии. Заботливо он посматривал на свою жену Марию, которая, напевая тихонько лирическую народную песню, старательно выводила разноцветными нитками узор на рукаве его недавно сшитой праздничной сорочки. Срок ее беременности подходил к концу, и это не могло не беспокоить Петра, поскольку единственная в селе баба-повитуха совсем недавно умерла, так никому и не передав свой богатый опыт. «Так что роды придется самому принимать», — подумал он.
Жена вышивала, Петр мастерил; каждый был погружён в собственные мысли :
Тревожно среди мирной тишины и охватившей пару полудрёмы раздался вдруг неожиданный стук в дверь, скорее не стук, а грохот. Петр без промедления открыл, и, тяжело ступая, в комнату вошёл невысокий черноволосый незнакомец в добротном тулупе и пышной меховой шапке. На первый взгляд он показался Петру горожанином — каким-либо чиновником или служащим. Поздоровавшись с хозяевами, человек неловко осмотрелся по сторонам и попросился на ночлег. По его словам, Иван Семенович (так представился гость) заблудился в лесу и только по счастливой случайности не замерз, а нашел эту деревню. Конечно же, отказать ему в ночлеге было величайшим грехом.
За разговором шло время, хотя уже полночь давно минула — уж больно интересен был собеседник у Петра. Городской житель, участвовавший во многих этнографических экспедициях, всегда с интересом разговаривал с носителями народной культуры. К тому же этот человек обладал странной силы магнетическим взглядом, который одновременно и привлекал, и в тоже время отталкивал. Но самое главное, что он был прекрасным акушером. Петр, конечно же, предложил ночному гостю остаться до родов жены и помочь ему. Иван Семенович охотно согласился, пообещав не взять за помощь никакой платы. К счастью, ждать осталось недолго. Уже под утро жена разбудила мужа и сообщила, что счастливый для них момент близится.
Надо сказать, что ночной гость оказался на редкость хорошим врачом и все прошло успешно. В момент, когда малыш издал первый крик, Иван Семёнович, ничего не объясняя, быстро выбежал на улицу. Удивлённый Пётр поспешил за ним и, остановившись возле в спешке доктором покинутой настежь двери, увидел, как тот смотрит внимательно на звёзды и тихонько шепчет что-то, как будто бы читая написанные в небе слова. В недоумении Пётр вернулся в хату и поспешил на помощь к жене. В голове назойливо вертелась мысль «Сумасшедший!»
Через несколько минут Иван Семенович вернулся, но в очень дурном настроении. На все расспросы хозяев относительно такой перемены он отмалчивался. Будучи свидетелем странности, происшедшей с доктором, Пётр не стал удивляться и посоветовал жене не обращать на это внимания.
Остаток ночи и весь следующий день прошёл без происшествий, Иван Семёнович вёл себя обычно, да и молодым родителям было некогда присматриваться к его повадкам. Вечером гость, поблагодарив хозяев за радушие, засобирался в дорогу. И лишь на прощание, поразмыслив немного, как бы сомневаясь, сказать или нет, произнёс, что Марии и её мужу необходимо беречь сына, поскольку в день своего 16-летия ему суждено : тут он сделал снова паузу, видимо всё ещё не решаясь раскрыть некую известную ему тайну, неуверенно кашлянув, собрался с силами и продолжил, : что суждено : принять смерть от воды.
Шли годы. Алексей подрос, возмужал и стал настоящим помощником для своих родителей. Петр и Мария, любившие сына самой нежной и крепкой родительской любовью, с тревогой ожидали каждый грядущий день рождения сына. Страшное предсказание, данное сыну при рождении, наполнило всю их жизнь кошмарными переживаниями и суеверными ужасами. С самого детства Алексею было настрого запрещено купаться с другими детьми в озере, рыбачить, без сопровождения взрослых приближаться к колодцам.
И вот день его шестнадцатилетия, когда молодого парубка уже принимают в сельские ватаги, допускают к вечерницам, настал. Переживаниям Петра и Марии не было равных. Сына ни на минуту не оставляли самого, ему категорически запретили даже выходить на улицу, из хаты вынесли все вёдра с водой, колодец около дома был крепко забит досками. Алексей никак не мог понять, отчего это происходит, на все его вопросы родители лишь отвечали, что так лучше для него самого. На вечер родители назначили скромную, но праздничную трапезу. За столом отец и мать благословили сына, пожелав ему доброго жизненного пути.
За разговорами прошло время. Вот уже и утомлённое за день солнце спряталось от людских взоров, забрав с собой за горизонт даже последние свои отблески на огненно-кровавом горизонте. Одна за другой появлялись крупные розово-металлические холодные звёзды. На небе появился царь-месяц, прорезая кромешную темноту острым блестящим лучом и освещая одинокую хату на окраине села.
Все легли спать. Лишь в шинке раздавались звуки музыки и пьяные песни расслабившихся после трудового дня мужиков. Иногда слышался из разных уголков села прерывистый лай собак.
Пётр, устало улыбнувшись жене, благословив сына, побрёл к постели. Мария, помолившись у иконы, перекрестила сына. Решив дождаться пока сын заснёт (дурные предчувствия не хотели покидать её, пока она не будет полностью уверена в спасении сына), она принялась за шитьё. Но усталость и нервное напряжение сделали своё дело, и Мария сама не заметила, как веки её отяжелели, глаза закрылись, и она заснула. Долгое время Алексей размышлял о странном поведении родителей, но в конце концов задремал и он.
Утро было морозное. Холодный зимний ветер с неистовой силой бился в стекла дома. «Сынок!» — громко позвал сына отец. Тишина. «Сынок!» — уже встревоженным голосом повторил Петр. Опять молчание. Испуганные родители бросились к лежанке сына, но в беспорядке разбросанная постель оказалась пуста, а самого его не оказалось в доме. Они выбежали во двор: звали его, искали: в слезах Мария выбежала на улицу, за ней Пётр, и вот : на крышке старого, забитого гвоздями колодца лежало бездыханное тело их сына:
Весть о странной смерти мигом разнеслась по деревне, но никто, даже врачи из города так и не установили точную причину его смерти.
В Чистый Четверг накануне Пасхи, по легенде, отмечается так называемая «Мертвецкая Пасха». По окончании церковной службы из своих могил встают покойники и направляются в храмы, чтобы отметить праздник Воскресения Христова. Чистый Четверг является одним из дней, когда Господь отпускает на Землю души умерших праведников, но встречаться с ними не рекомендуется, — увидев живого, они постараются его задушить, чтобы забрать с собой. К этому можно относится скептически, но случай, произошедший в 60-е годы прошлого века в Винницкой области, заставляет задуматься.
Пасха для покойников
Это случилось в те времена, когда празднованию церковных праздников в нашей стране не уделяли должного внимания. Хотя эпоха всеобщей борьбы с религией закончилась, на смену ей пришла другая — эпоха религиозного равнодушия. Церковные праздники, народные обряды и традиции теряли свою актуальность. Народ постепенно забывал свои корни. Но даже несмотря на это Пасха отмечалась всегда, во всяком случае, практически каждый деревенский житель (да и городской тоже) знал наверняка ее точную дату.
В том году Пасха была поздней и отмечалась накануне Дня Победы. К привычной каждому крестьянину работе в поле и на огородах добавились предпраздничные хлопоты: нужно выбелить хату, выкрасить и подремонтировать всё, что требует ремонта в доме, в усадьбе. Ведь сегодня же Чистый Четверг, а значит, всё должно быть в чистоте: и хата, и двор, и сам человек чист мыслями и делами.
Суетливый день близился уже к концу. На горизонте догорала яркая красная полоса майского заката, чёткими линиями вырисовывая очертания колокольни заколоченной когда-то церквушки. В мягких сиренево-розовых сумерках, что незаметно спустились на нашу грешную землю и теперь нежно окутывали село, разлились, растворились, рассыпались тысячами ароматных частиц запахи сирени, цветущих яблонь, груш, гиацинтов, тюльпанов, нарциссов, свежескошенной молодой травы и теплого парного молока.
В окнах загорались первые огни, хозяйки собирали на стол ужин.
На улице не было никого, лишь колхозный тракторист Степан, припозднившийся в этот день на работе, устало шёл по пыльной дороге, ведущей с поля в село. Вокруг густая, давящая темнота, бледный тонкий лучик месяца еле-еле освещает дорогу, в зарослях придорожных кустов тихонько шёпотом о чем-то рассказывает ветер. Вот уже перед Степаном и знакомый перекресток, за которым, если повернуть налево, сразу же покажутся колокольня и часовня заброшенной церкви, а оттуда до своей хаты уже и рукой подать. «Умели же люди на века строить», — проносится у Степана мысль, когда он, проходя мимо церкви, бросает взгляд на высокое деревянное здание, стены которого сохранили ещё свою прочность, несмотря на то, что церковь построили ещё в начале позапрошлого столетия, и что вот уже около 40 лет стоит она заколоченной. Старики поговаривают, что, когда вывозили из неё всё, «заплакала» одна из икон. Сказки это всё, врут, наверное.
Так размышлял Степан, проходя мимо церкви. Как вдруг внимание его привлекла полосочка тусклого света под дверью. «Что за напасть такая?! Может бандюги какие обосновались там?», — подумал он. Подойдя поближе, тракторист с удивлением отметил, что двери как и раньше заколочены с внешней стороны и не видно было, чтобы в ближайшее время кто-то пытался войти внутрь храма. Странное обстоятельство ещё больше подхлестнуло любопытство Степана. Позабыв о предосторожности, он подошёл к забранному решёткой церковному окошку, прижался к нему лицом и напряженно глянул в средину. Сквозь малюсенькое, давно не мытое стекло пробивался слабый неверный свет, как будто в разных частях церкви кто-то держал небольшие свечки.
Степан отшатнулся, ступил 2-3 шага назад и, пустившись было бежать, споткнулся, упал на что-то острое. Моментально встав на ноги, он попытался повторить свою попытку, но боль в ноге помешала быстро двигаться. Да и проснувшееся опять любопытство всё с новой силой подстрекало его разузнать тайну заброшенной церкви. Поколебавшись несколько мгновений, он тихим шагом осторожно направился к тому же окошку. «Взгляну лишь краем глаза, увижу, что всё мне лишь почудилось и уйду, даже к окну близко подходить не буду», решил он.
Но к окну действительно близко подходить не пришлось, ведь на расстоянии одного шага уже можно было разглядеть, что свет внутри стал ярким. Возле самого окна и по всему залу толпились люди. Вместо паутины, осыпавшейся штукатурки и немытых досок на стенах и под куполом храма совершенно чётко можно было разглядеть иконы и росписи.
Степана окатил горячий пот, пальцы сжались в нервной судороге, в горле перехватило дыхание.
В это время в толпе загадочных «прихожан» появилось оживление и суета, резко оборвавшаяся внезапной тишиной. Все замерли. Тишина в храме, тишина не улице : тишина во всём мире, лишь учащённый стук сердца человека, притаившегося у маленького окошка заброшенной церкви.
И вот : слышится тихое пение церковного хора, к иконостасу подходят несколько священников, начинается загадочная служба.
Степан несколько раз поглядывает на женщину, усердно молящуюся у одной из икон. Что-то неуловимо знакомое чудится в ней: в её фигуре, в осанке, в одежде. Женщина ставит свечу, крестясь оборачивается, Степан, напряжённо вглядываясь в её черты лица бледнеет… Перед ним его давно умершая мать.
Не помня себя от страха, он мчится подальше от этого места, к себе, домой.
С тех пор прошло уже много лет, но история, рассказанная трактористом, передаётся не одному поколению сельчан.
Страшное богатство
Эта история произошла, по словам рассказчиков, в одной из малоизвестных деревень на Винничине, где, как известно, кое-где и по сей день можно встретить запустелые развалины старинных, некогда блиставших роскошью и богатством поместий шляхтичей. Итак:
В одна тысяча восемьсотом году, тёплым июньским вечером шёл по дороге человек. Имя у него было по тем временам обычное — Порфирий, внешность вполне заурядная (маленькая бородка с проседью, глаза-щёлочки, округлые черты лица, невысокий, сутулый). Шёл он медленно, не спешно, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть — возраст ведь уже не тот, чтобы по-молодецки резво возвращаться домой с работы как в былые времена. А ведь было-то раньше как: целый день отработаешь на пана, а потом ещё и за своим хозяйством допоздна провозишься — и так изо дня в день, всю жизнь свою, с самого детства. Хоть и голодно было, хоть и нужда да тяжкая работа ни на секунду покоя не давали, да всё как-то легче было тогда Порфирию в молодые годы. А сейчас вот и совсем невмоготу стало: баба захворала, слегла совсем, дети голодают, старшего сына — надежду батькину и опору в рекруты забрали, две дочки на выданье сидят на отцовской шее, да никто брать их не хочет: что возьмёшь-то с крепацких девок — нет у них приданного.
Невесёлые мысли крутились в голове Порфирия, когда, пройдя ещё с десяток метров, он присел на большой камень, лежавший около дороги. На небе зажигались уже звёзды, предвосхищая восход их царственного властелина Месяца. Старик задумчиво посмотрел вверх; вокруг тишина, ни ветра, ни шороха, ни тени : звёздочка одна, вторая, ещё и ещё, и вот — бледно-жёлтыми отблесками предупреждая мир о своём появлении, восходит гордый Месяц-красавец. Бросает лучи в одну сторону, в другую и наконец заливает своим холодным светом всю долину. Порфирий видит теперь ясно очертания одиноких кустов справа, невысокое ветвистое дерево, склонившееся почти к самой земле и замершее в недвижном оцепенении безветрия. Внезапно в шокирующую тишину врывается звонкая надрывная трель соловья, и, не успев «разбудить» долину от сна, вдруг умолкает.
«Чудно всё это как-то», — поднимается старый крестьянин с камня, собираясь продолжить свой путь. Как вдруг: у того самого невысокого дерева он видит : два силуэта, склонившихся друг к другу, чтобы о чём-то переговорить. «Странно, ведь не было же их сейчас, — думает Порфирий. — Может кто из наших, из села? Да не похоже что-то, не узнаю я их. И что делают они в такое поздное время здесь? А если то разбойники?!» Страшная догадка заставила его, быстро пригнувшись, спрятаться за тот камень, на котором он несколько минут назад отдыхал и, затаив дыхание, против своей воли наблюдать за тем, что делали два силуэта, а может даже две загадочные тени возле неподвижного дерева.
Вот один из них снял с плеча мешок и вынул пару лопат. Вот оба, склонившись к земле, с усердием копают яму. Вот и яма уже большая, они достают из другого мешка что-то большое и, как видно, тяжёлое (вишь, как трудно поднимать им). Что ж то дальше будет , ага так то ж скрыня какая-то, берут её да в ту яму и ставят. Гляди, наворовали да и прячут теперь. Закапывают. Оглядываются. И о чём то они всё шепчутся?! Эге, уходят, сюда идут. Порфирий присел ещё ниже, боясь, чтобы проходящие мимо не заметили его случайно. В эту минуту набежавшее откуда-то облако закрыло месяц, и вся долина на мгновение погрузилась в темноту. Когда снова светило показалось на небе, вокруг не было ни души, лишь в отдалении слышалась заунывная трескотня ночного сверчка, да то злополучное дерево с еле уловимым шелестом размеренно покачивало ветвями.
Вряд ли до конца справившийся с волнением старик вышел из своего укрытия. Поразмыслив минутку-другую об увиденном, он сделал нерешительный шаг туда, где были незнакомцы. Остановился, ещё разок задумался: дело явно ведь нечистое, сомнительное, но : «А вдруг закопали они сундук с грошами? Что ж упускать такой случай! Сама судьба даёт тебе, Порфирий, ключи от счастья. Так не будь же дурнем, хватай их и беги что силы домой!» Как будто кто со стороны шептал ему на ухо вкрадчиво и сластно, мягко и неотвязно эти слова.
Сомнения были велики, но нищета, но деньги. : Эх!!! … И он решился.
Через пару мгновений он стоял уже под ветвями дерева и оглядывал свеженасыпанный пригорок. Лопаты вблизи достать неоткуда, поэтому, по-стариковски кряхтя, он опустился на четвереньки и стал быстро разгребать мягкую землю руками. С жадностью он вырывал каждый комочек мокрого липкого чернозёма, поглощённый своей работой до того, что сперва и не заметил тоненького приглушенного посвиста за спиной.
Но что сталось далее, не заметить уже было невозможно. В мгновение ока оттуда, где был зарыт скарб, вырвался огонь. Ошеломлённого Порфирия отбросило в сторону. Ударившись затылком о какую-то корягу, он в шоке вскочил стремительно на ноги и рванулся бежать, но вдруг — снова тот же сластный голос. Нет он не в мыслях, он везде, вокруг, в воздухе, во всем, он внутри его всё шепчет ему, просит, велит, искушает. Отовсюду слова, слова, слова : «Всё твоё, клад, продайся, продай род свой, твой клад, твой, продай всех до 7-го поколения. Клад, бери, всё твоё:»
Под утро пришёл Порфирий на своё подворье — грязный, сорочка порвана, глаза горят лихорадкою, ноги-руки ходуном ходят, взгляд дикий перепуганный. Жена к нему, что мол и как, а он лишь что-то мычит да руками машет. Поговаривали старожилы, что с тех пор неладное сделалось с человеком: как только вечер приближался, запирался у себя в хате, никуда не выходил, да и к себе никого не пускал. Особенно сторонился незнакомцев. Стал сильно набожным, никогда не пропускал случая зайти в Божий храм, свечечку поставить. Но как слышал только разговор о деньгах или кто при нём показывал монеты, так сразу же бледнел Порфирий, пугался, махал руками, пытаясь рассказать о чем-то, но никто его бормотания не понимал. К счастью такое случалось с ним довольно редко, ведь сельчане, привыкшие к этой странной его «денежной» хвори, старались о ней не напоминать, а у самого бедняка Порфирия гроши так и не водились.